Александр Кушнер
В вестибюле прохладном отеля,
В вертикальных его зеркалах
Шли, стояли, сновали, сидели
Незнакомцы на разных ролях
Европейцев, приехавших к морю,
Кто с любовницей, кто без нее,
Кто с женой и детьми, кто в задоре
И расчете налечь на питье,
Бильярдисты, любители спорта,
Преферанса, что, впрочем, старо,
И прислуга, и разного сорта
Групповоды, агенты бюро,
Снимок смазан, зато моментален:
Немцы, шведы — особая стать,
И, конечно, наш брат россиянин,
Как его среди всех не узнать?
Неуверенность в каждом движенье,
Неулыбчивость, пасмурный вид,
Зависть, трусость, и хамство, и жженье
Настоящих и мнимых обид, —
Эй, не бойся, попавший впервые
В рассекреченный ихний эдем:
Кто дает, не скупясь, чаевые,
У того не бывает проблем!
Между тем в Вавилоне зеркальном
Я арабов еще не назвал
И в цивильном, и в национальном
Оформленье природных начал,
То есть царственной скуки и лени,
Общеюжной тоски вековой,
Лесбиянок: одна на колене
У присевшей на кресло другой,
А еще полицейских, швейцаров,
Молодых, в униформе, портье,
И кого-то в больших шароварах,
Ослепительных по красоте;
И когда у цветной оттоманки
Я увидел тебя — не узнал:
Никогда бы к такой англичанке
Подойти не рискнул, сплоховал,
А себя я и вовсе не сразу
Обнаружил — вот этот, увы,
Рядом с ней, мрачноватый, гримасу
Скорчив, ниже на полголовы.
В вертикальных его зеркалах
Шли, стояли, сновали, сидели
Незнакомцы на разных ролях
Европейцев, приехавших к морю,
Кто с любовницей, кто без нее,
Кто с женой и детьми, кто в задоре
И расчете налечь на питье,
Бильярдисты, любители спорта,
Преферанса, что, впрочем, старо,
И прислуга, и разного сорта
Групповоды, агенты бюро,
Снимок смазан, зато моментален:
Немцы, шведы — особая стать,
И, конечно, наш брат россиянин,
Как его среди всех не узнать?
Неуверенность в каждом движенье,
Неулыбчивость, пасмурный вид,
Зависть, трусость, и хамство, и жженье
Настоящих и мнимых обид, —
Эй, не бойся, попавший впервые
В рассекреченный ихний эдем:
Кто дает, не скупясь, чаевые,
У того не бывает проблем!
Между тем в Вавилоне зеркальном
Я арабов еще не назвал
И в цивильном, и в национальном
Оформленье природных начал,
То есть царственной скуки и лени,
Общеюжной тоски вековой,
Лесбиянок: одна на колене
У присевшей на кресло другой,
А еще полицейских, швейцаров,
Молодых, в униформе, портье,
И кого-то в больших шароварах,
Ослепительных по красоте;
И когда у цветной оттоманки
Я увидел тебя — не узнал:
Никогда бы к такой англичанке
Подойти не рискнул, сплоховал,
А себя я и вовсе не сразу
Обнаружил — вот этот, увы,
Рядом с ней, мрачноватый, гримасу
Скорчив, ниже на полголовы.
